Ethnic and social groups of Samarkand and their visual representations in the era of the Russian Empire
Author: Azim Malikov / Азим Маликов
Address: Department of Asian studies, Faculty of Arts. Palacky University Olomouc., Tr. Svobody 26, 77180, Olomouc, Czech Republic
E-mail: azimmal2018@gmail.com
Author: Tereza Hejzlarová / Тереза Гейзларова
Address: Department of Asian studies, Faculty of Arts. Palacky University Olomouc., Tr. Svobody 26, 77180, Olomouc, Czech Republic
E-mail: alabaj@email.cz
Author: Kenzhe Torlanbayeva / Кенже Торланбаева
Address: independent researcher, 050013, Almaty, Satpayev, 16a., Kazakhstan
E-mail: azimmal2018@gmail.com
Language: Russian
Issue: 2/2022 (19)
Page Range: 48-77
No. of Pages: 30
Keywords: ethnicity, identity, Samarkand, Russian Empire, visual culture
Abstract: The main purpose of the article is to study the discourses, the context of the production and the perception of the images of the ethnic „different“ in the photographs of the Russian Empire on the example of the Samarkand region in the second half of the 19th and early 20th century. The study of photographs, publications of scholars-orientalists and archival documents shows contradictions in the ethnic classification of the population. The classification of the population by the central government differed from the submissions of some regional officials. In the first decade after the annexation of the region, the authorities seeking to ensure the loyalty of ethnic minorities, in the context of ethnic diversity, studied ethnic and social groups in detail, as reflected in photographs. From the beginning of the twentieth century, pursuing certain objectives, some representatives of the authorities tried to simplify the external categorization of the population of the region, which was reflected in the preferential use of the term “sart” in photographs instead of local social and ethnic self-descriptions. The ideas of Panturkism and Panislamism, seen as a threat to the security, influenced the perceptions of officials.
Резюме: Основная цель статьи заключается в изучении дискурсов, контекста производства и восприятия образов этнических «иных» в фотографиях Российской империи на примере Самаркандской области во второй половине XIX — начале XX века. Изучение фотографий, публикаций ученых-ориенталистов и архивных документов показывает противоречия в этнической классификации населения. Классификации населения центральной властью отличалась от представлений некоторых областных чиновников. В первое десятилетие после завоевания региона власти стремившиеся к обеспечению лояльности этнических меньшинств, в условиях этнического разнообразия, подробно изучали этнические и социальные группы, что нашло отражение в фотографиях. С начала ХХ века, преследуя определенные цели, отдельные представители власти пытались упростить внешнюю категоризацию населения региона, что нашло отражение в преимущественном использовании в фотографиях термина сарт вместо местных социальных и этнических самоназваний. Идеи пантюркизма и панисламизма, рассматривавшиеся как угроза для безопасности оказали влияние на представления чиновников.
Ключевые слова: этничность, идентичность, Самарканд, Российская империя, визуальная культура.
Celý příspěvek / Full Text Paper: [PDF]
Введение
Введение в научный оборот широкого круга различных источников, фотографических альбомов за последние десятилетия при применении междисциплинарного подхода открыло новые возможности для изучения визуальной интерпретации государственной политики Российской империи в отношении ее многонационального населения.
Для фиксации этнографических данных фотография предоставляет ресурс, который несет идеологическую нагрузку, проявляющуюся на разных платформах и способствует трансляции идей в публичную сферу. Анализ фотографий должен учитывать историческую ситуацию, в которой они созданы. Возникает вопрос о том, что означают фотографии, кого и что они изображают и для чего.[1] Фотография способствует распространению информации через циркуляцию знаний, технических новшеств, представлений, идей и людей. Фотография также принимала активное участие в структурировании знаний в регионе и о регионе, занимая одно из ключевых мест при построении визуальных классификаций «этнических групп», разработке официальных образов элит и экзотизации так называемого «коренного» населения.[2]
Проблема политики Российской империи в формировании образов этнических групп в Средней Азии была проанализирована на макро-уровне Д. Брауером, С. Абашиным, Т. Уяма, Ж. Кадио, В. Тольц и др. Отображение образа подданных в визуальной культуре Российской империи на примере Центральной Азии были предметом исследования М. Диковитской, В. Прищеповой, Г. Длужневской, С. Горшениной, И. Кутейниковой, К. Гиббон, которые проанализировали историю фотографии и показали, как имперское правительство использовало ее как инструмент колониального подчинения.[3] В вышеуказанных работах не получили освещение вопросы репрезентации ислама, его институтов и служителей культа. В социальных процессах в регионе немалую роль играла культура местных номадов, что также требует более глубокого изучения. Другим аспектом проблемы является понимание природы власти в Туркестане, роль администрации областных губерний в формировании образа местных жителей в областной официальной документации.
Наша цель заключается в изучении дискурсов, контекста производства и восприятия образов этнических и социальных «иных» на микро-уровне, на примере одного из древних городов мусульманского Востока Самарканда[4]. Основным источником нашего исследования стали фотографии жителей региона, архивные материалы и публикаций второй половины XIX – начала XX века. Некоторые фотографии жителей Самарканда есть в проекте «Открытый центральноазиатский фотоархив», в котором представлены фотографии из нескольких частных собраний.[5] В числе источников для анализа были выбраны фотографии из Туркестанского альбома, а также фотографии сделанные С. Дудиным (1863–1929) и С. Прокудин-Горским (1863–1944), что позволило проследить определенную динамику развития и особенности имперской фотографии в регионе.
Огромную информацию о социальной и этнической классификации населения Самарканда, его материальной культуре содержит «Туркестанский альбом» А. Куна (1840–1888), составленный в 1871–1872 годах. Немаловажно, что Куну помогали специалисты-антропологи и востоковеды. «Туркестанский альбом» идентифицирует новые визуальные сущности и предоставляет историкам новые типы информации. По мнению исследователей, организация «Туркестанского Альбома» основывалась строго на документальном, этнологическом подходе Кауфмана.[6] Кроме этого, в 1870-е–1890-е гг. в Самарканде работали фотографы Г. Панкратьев, В. Козловский, Н. Ордэ и др. Ими сделано множество фотографий бытовых сцен, праздников и типов местного населения. Немалую лепту внес С. М. Дудин который в 1900–1908 гг. провел экспедиции в Среднюю Азию, включая Самарканд.[7] Между 1905 и 1915 годами фотограф С. М. Прокудин-Горский (1863–1944) совершил несколько поездок и снял тысячи цветных изображений повседневной жизни в одиннадцати регионах Российской империи[8], включая Самарканд. Также существовали различные подходы в интерпретации социальной и этнической картины Средней Азии, выработанные среди военных, колониальных администраторов, представителей коммерческих агентств, издававших открытки, этнографов, военных и политических деятелей и др.
Для понимания отражения конструирования этнических образов в фотографиях лучше всего поможет междисциплинарный подход, основанный на сочетании антропологических и исторических методов исследования. Применение современных подходов в изучении этничности позволит прояснить проявления разных уровней идентичности, их конструирование. Мы исключили из исследования отображение этнографии бухарских евреев в источниках и в фотографиях так как этот вопрос уже рассматривался исследователями.[9]
Фиксация этнических названий связана с проявлением идентичности населения. В понимании этничности мы следуем определению, что этнические идентичности являются продуктами классификации, связанными как с идеологией происхождения, так и имеющие отношение к символическому фактору, используемому группой людей для любого аспекта культуры для различения их от других групп.[10] Индивидуум может принадлежать к нескольким этническим обществам, с которыми он может идентифицировать себя в различных социальных ситуациях.[11] Концепция мультиидентичности (множественная идентичность), помогает изучить взаимоотношения между различными идентичностями, активацию одной из них. [12]
После занятия Самарканда и включения его в состав Туркестанского генерал-губернаторства российские власти ввели собственную систему управления регионом. Каппелер отмечает, что узбекская политическая элита лишилась своей прежней силы и была заменена русскими.[13] Вместо бывшего Самаркандского бекства был образован Зеравшанский округ. В 1886 году Зерафшанский округ был расформирован и образована Самаркандская область.[14] Мусульманская часть города управлялась начальником Самаркандского уезда при помощи старшего аксакала, городских старшин, старших дозорных, младших дозорных, дагбашей, и шавгаров.[15] Существовали должности выборных народных судей мусульманской части города, при которых состояли муфтии. Немалую роль в управлении играли военные губернаторы, некоторые из них обладали большим влиянием, как например, граф Н. Я. Ростовцев (1831–1897), возглавлявший область с 1891 по 1897 годы. В это время выпускалась единственная в Туркестане частная газета «Окраина» и начали издаваться «Справочные книжки Самаркандской области» и «Адрес-календари». Ростовцев был сторонником налаживания широких контактов властей с местными интеллектуалами Самарканда. Например, по его заказу Г. Панкратьев составил альбом «Самарканд» и причем в процессе работы над альбомом был привлечен местный казахский интеллектуал Серали Лапин (1868–1919).[16]
По наблюдениям исследователей в конце XIX века в Российской империи, в отличие от категорий сословия и религии, национальность являлась маргинальной административно-правовой категорией.[17] Кроме этого, специфика восприятия этнических групп в Российской империи заключалась в существовании фобий панисламизма и пантюркизма,[18] что на наш взгляд имело серьезное влияние на представления чиновников и реализацию ими политики на местном уровне. Однако на начальном этапе завоевания края для выработки успешной политики интеграции, прежде всего необходимо было собрать научные данные обо всех этнических, социальных группах. Для понимания особенностей формирования образов этнических групп в фотографии следует проанализировать восприятия российскими властями и востоковедами местных обществ. Эти представления влияли на восприятие российскими чиновниками местных сообществ.
Этническая классификация местных обществ Самаркандской области ориенталистами и в переписях
В до российский период Самарканд входил в состав Бухарского эмирата, возглавляемого узбекской династией мангытов. Значительное влияние имело мусульманское духовенство, военная аристократия и крупные торговцы. Социальное происхождение населения можно было распознать по характерным именам или приставкам к именам. Причем в каждой местности была своя разнообразная специфика таких титулов.[19] В Самарканде особыми юридическими и экономическими привилегиями обладали представители святых сословий сайидов (потомки пророка Мухаммада) и ходжей (потомки суфийских святых, первых халифов).[20] Оседлое население Самаркандской области, делилось на две группы: городское и сельское. Городское население в социальном отношении состояло из нескольких групп: элитное религиозное – ходжи, военно-служилая аристократия, и простое – карача.[21]
В полиэтничной Российской империи, идеологи признавали сосуществование 2-х идентичностей – местной и общероссийской и пытались выстроить их связи.[22] Для понимания особенностей государственной политики важно проанализировать восприятия российскими властями и востоковедами местных обществ. Как отмечает Т. Уяма имидж одной и той же группы мог быть различным и изменчивым, а кроме того, в Центральной Азии существовали определенные стереотипы по отношению к оседлому мусульманскому и кочевому населению.[23]
В архивных документах Российские чиновники называли жителей Центральной Азии туземцами или инородцами. В некоторых документах использовали термины «оседлые туземцы» и «кочевые туземцы».[24] По мнению Б.Бабаджанова, в определенных контекстах термины туземцы, инородцы вызывали отчуждение и недоверие к исламу и мусульманам.[25] Ж. Кадио считает, что в Туркестане администраторы старались разработать простые категории, различая прежде всего кочевое и оседлое население.[26]
Первые этнические классификации населения Самарканда были выдвинуты лингвистом-тюркологом В. Радловым (1837-1918) и географом А. Федченко (1844–1873), взгляды которых совпадали. Федченко отмечал, что следует составить карту Средней Азии, на которой должно быть обозначено распределение населения, а именно русских, киргизов, узбеков и таджиков.[27]
Российские власти в регионе столкнулись с новыми для себя социальными группами, сословиями ходжей, ишанов и др. Согласно документу от 1868 года, составленному начальником Зерафшанского округа Абрамовым, ходжами назывались потомки пророка Мухаммада или его родственников. Отмечалось, что ходжи старались совратить население и вооружить его против правительства.[28] С ходжами был связан вопрос земельной собственности в регионе, а большая часть преподавателей медресе были из их числа.
Архивные материалы показывают, что в 1872 году существовала программа «классификации» населения по «племенам и национальностям» и по-хозяйственному принципу: «оседлые, полуоседлые и кочевые». Причем среди основных народов были выделены узбеки, сарты, таджики, евреи, русские и др.[29] А. Д. Гребенкин (1840–1888), работавший в администрации начальника Зеравшанского округа, уделял больше внимания изучению происхождения отдельных узбекских племен, таджиков, малочисленных этнических и социальных групп.[30] По данным А. Хорошхина население Самарканда делилось на следующие группы: привилегированный класс, земледельцы, ремесленники, нищие. Среди городских узбеков он отмечает купцов, мулл, ремесленников, пахарей.[31] Российские востоковеды пытались объяснить большое разнообразие физических типов узбеков тем, что они смешивались с населением восточноиранской, западноиранской, афганской, горно-иранской (гальча) крови.[32] В 1870-х годах отмечали, что за исключением весьма небольшого числа кочевых узбеков, занимающих северо-западные районы Самаркандского отдела, остальные живут оседло в кишлаках, занимаясь исключительно хлебопашеством.[33]
В начале 1870-х годов российскими властями Зерафшанского округа была предпринята попытка статистического учета населения сельской округи Самаркандского уезда. Обобщивший данные переписей долины Среднего Зерафшана военный востоковед Л. Н. Соболев в 1874 году отмечал, что называемые русскими киргизы в «Средней Азии» называются казахами. К отдельному сословию он причислял ходжей – потомков пророка Мухаммада, делившихся на ряд подразделений.[34]
Как отмечает Радлов, впервые приехавший в Самарканд в 1868 году, «тюркское население Зеравшанской долины — это большей частью узбеки», но большую часть жителей города Самарканда составляли таджики и в регионе «всех говорящих на персидском языке называли таджиками».[35] Этнографические исследования О. Сухаревой (1903-1983), которая родилась в Самарканде и свободно владела таджикским языком, показывают, что в определенном числе самаркандских кварталов жили узбеки, а один квартал был населен туркменами.[36] По данным А. Гребенкина к таджикам Зеравшанского округа использовалось несколько названий: таджик, тад – для выходцев из Мерва и бранное сарт, имевшее негативный смысл. Сами таджики утверждали, что название сарт используется русскими.[37] Местные узбеки, несколько по-иному использовали этот этноним. Они считали «всех, живущих в городах, не иначе как таджиками», а сам Гребенкин трактовал содержание термина таджик еще шире включая в него сословия ходжей и сайидов, но при этом отмечал, что эти сословия ставили себя выше всех таджиков.[38] Самаркандских таджиков он делил на восемь территориальных групп: джаусар, саят, багибалянди и багимайдани, матриди, махалли, мулиане, ташкенди, маликэ. [39]
Однако для обозначения городского и оседлого населения Самарканда некоторые чиновники использовали термин «сарт». В 1870-х годах исследователи, изучавшие население Самаркандской области, признавали, что хотя термин сарт использовался русским населением, для местных жителей он не имел никакого политического, этнографического и антропологического значения, а служил для обозначения городского и оседлого населения[40]. Анализ трудов бухарских историков Абдалазима Сами, Ахмада Дониша, Мирза Шамса Бухари показывает, что они использовали с разным значением коллективные самоназвания узбеки, тюрки, таджики, туркмены, но термина сарт они не применяли, что говорит о том, что в контексте культуры Бухарского эмирата он не использовался. Как заметили российские авторы, в Бухарском эмирате названия сарт не существовало.[41] Л. Н. Соболев в 1874 году причислял сартов к сословию, роду мещанства и подчеркивал, что слову сарт узбеки придавали негативный оттенок.[42] Гребенкин утверждал, что в «Самаркандском отделе название сарт или вовсе не употребляется, или весьма редко».[43] Малочисленность сартов в официальной статистике Самаркандского уезда Н. Аристов объяснял тем, это связано с господствующим в самом местном туземном населении этнографических именований и отношений. Он считал, что в регионе на протяжении нескольких веков узбеки обладали численным преобладанием и поэтому все оседлое тюркское население Самаркандской области называет себя узбеками и это имя получило перевес и в местном официальном употреблении.[44] Следует отметить, что в 1876 году в состав Российской империи были включены и бывшие области Кокандского ханства, где еще до российского вторжения в определенном контексте наряду с названиями узбек, таджик местные историки использовали термин сарт, который обозначал все оседлое население Ферганы в противоположность кочевому – илатиййа.[45]
Постепенно в определенных кругах российской администрации Туркестана прослеживается линия распространить термин сарт на все оседлое население Туркестана.[46] По мнению С. Абашина, «российские чиновники, ученые в своём административном и научном воображении действительно создали народность под именем «сарты».[47] На наш взгляд, ввиду пестрой картины существования в регионе разных этнических и социальных групп населения власти решили попытаться создать более упрощенную систему наименований условно разделив население на оседлых сартов и кочевых киргизов.
В 1870-х годах была основана европейская часть города, которая отличалась от мусульманской части Самарканда. В 1891 году в европейской части города были представлены следующие сословия: дворяне, купцы, мещане, крестьяне, отставные и нижние чиновники, служащие нижних чинов и их семьи.[48] В 1893 году в Самарканде жили представители таких национальностей как: русские, таджики, узбеки, евреи, немцы, татары, армяне, иранцы, поляке, грузины, литовцы, казахи, греки, французы, словаки и т.д.[49]
В начале ХХ века в Средней Азии начинают распространяться национальные идеи. Крупный российский просветитель И. Гаспринский, как и интеллектуалы Османской империи проповедовал идеи тюркизма[50], которые. оказали влияние и на реформистов Бухары и Самарканда. Сильное влияние идей тюркизма заметно в публикациях самаркандских реформистов Хожи Муин Шукруллаева (1883–1942)[51] и лидера джадидов Махмудходжи Бехбуди (1875–1919).[52] Бехбуди отвергал самоназвание сарт, считая, что этот термин среди узбеков и таджиков считался оскорбительным прозвищем.[53] Как было выше отмечено, негативная интерпретация термина сарт в Самаркандской области существовала с 1870-х годов.
Анализ изменений в обозначении местного населения Туркестана к началу ХХ века нашел отражение в труде члена Второй Государственной Думы, этнографа, военного востоковеда В. Наливкина (1852–1918). Например, он отмечал, что из среды сартов выходило мусульманское духовенство, ишаны, улема.[54] Таким образом, Наливкин игнорировал идентичности и генеалогические источники местных социальных групп ходжей, саидов, которые никак не идентифицировали себя с сартами.[55]
Однако, видимо, при проведении переписи населения 1897 года, администрация Самаркандской области придерживалась принципа первых классификаций населения, проведенных в 1870-х годах. Поэтому, согласно Всероссийской переписи населения 1897 года при преобладании в городе Самарканде таджикоязычного населения, в уезде 67,6% всего населения составляли узбекоязычные, 19,8% таджикоязычные, 8,45% говорившие на киргиз-кайсакском языке, 2,79% тюркском, и всего лишь 0,32% сартском (был отнесен к категории тюркских языков)[56]. Таким образом, по данным переписи число сартоязычных жителей в регионе составляло меньше одного процента.
Предварительный анализ архивных документов и их сопоставление с официальными публикациями государственных учреждений показывает существовавшие противоречия и зависимость от официально принятых категорий и попытки уточнений этнических классификаций.
Этнография населения Самарканда в фотографиях
Некоторые исследователи понимают колониализм как форму агрессии, при которой жители обозначенных локаций подвергались согласованному подавлению и перекройке своих культурных и социальных моделей на благо европейских экономических и политических систем.[57] В колониальных государствах фотография часто служила интересам колониальных властей. Фотоальбомы как передают колониальные знания, чтобы лучше представить и воспринять далекие пограничные земли, а также для легитимации российского административного присутствия на этой территории.[58]
После завоевания Самаркандской области Российской империей, типы различных групп населения региона (таджики, узбеки, казахи, евреи, арабы, персы, цыгане, индийцы, афганцы) с применением этнического критерия были изображены в знаменитых картинах В. Верещагина, который побывал в регионе в 1868 году.[59] Таким образом, он зафиксировал этнические идентичности, которые являлись одним из видов множественной идентичности населения Центральной Азии досоветского периода среди которых различают: этнолингвистическую, племенную, региональную, религиозную, социо-религиозную.[60]
Организация научных исследований в Туркестане связана с созданием ученой экспедиции по главе с географом А. П. Федченко в 1868 году. А в 1870 году был создан Туркестанский отдел Императорского общества любителей естествознания, астрономии и этнографии, одной из задач которого стало было изучение обычаев, преданий, а также составление этнографической карты края.[61] На основе их исследований при поддержке Туркестанского генерал-губернатора К. П. Кауфмана (1867–1882) был создан «Туркестанский альбом».[62] Остается неизвестным существовали ли какие-либо местные инициативы по репрезентации местных групп населения, их истории, каждодневной жизни в фотографиях. Единственным примером является государственная поддержка организации фотографий в Хивинском ханстве.
Этнографическая часть «Туркестанского альбома» включает фотографии, на которых изображены представители различных народов региона, повседневная жизнь и ритуалы, а также виды деревень и городов, уличные торговцы. Фотографии населения Самарканда отражают ряд разных уровней, касающихся этнической идентичности, ее символов, маркеров и процесса их изменения. На фотографиях нашли отражение такие черты местных обществ как политэтничность, религиозные верования, социальная структура, профессии, лики власти, символы государственности и элементы модернизации общества. В этнографическом альбоме изображены музыканты без обозначения этнической группы, так как у оседлых узбеков и таджиков они ничем не отличались. Возможно, имела место какая-то региональная специфика, но она не нашла отражения в интерпретации фотографий.
На надписях фотографий помещены также местные термины. На фотографиях, посвященных общим обрядам жителей Средней Азии можно увидеть спортивные мероприятия кураш – вольную борьбу, циркачей – масхарабози, пляски индийцев, увеселения – базм местных женщин, таджикские ремесленные обряды – арвахи пир. Материалы были приведены по регионам: Сырдарьинская область, Зеравшанский округ (Пенджикент, Суджина, Самарканд). Знаковой особенностью является, что на надписях к фотографиям обозначены регионы, но нет информации об этнических различиях в культуре, за исключением явных признаков кочевой или оседлой культур.[63]
На фотографиях Туркестанского альбома часто встречаются наиболее известные святые места Самарканда, так как город был знаменит исламскими святилищами. В Туркестанском альбоме можно увидеть фотографию представителя местного духовенства Самарканда муллу Камал аддина,[64] который поддержал вхождение Самарканда в состав Российской империи и за что был назначен К. Кауфманом верховным судьей города. На фотографии он в традиционной одежде представителя духовенства. В 1875 году было отдано распоряжение начальника Зерафшанского округа «О запрещении состоящим на русской службе местным жителям переодеваться в местный костюм при отправлении религиозных обрядов»[65] и таким образом были введены определенные ограничения для мусульман на российской службе.[66]
Население Самарканда было полиэтничным, в нем жили представители разных этнических групп таджики, узбеки и др. В фотографиях мусульманского населения Самарканда начала ХХ века элементы модернизации незначительны и проявляются в наградах – медалях, орденах, появлении мебели в новометодных школах и др.
Большое внимание составителей альбома привлекла центральная площадь Самарканда – Регистан, где происходила оживленная общественная и торговая жизнь города. Видимо, для того чтобы показать как быстро восстановилась жизнь в городе после трагических событий июня 1868 года, на фотографиях Регистана показано местное население: торговцы, цирюльник, лекари и др.[67] В альбом помещены фотографии самаркандских продавцов.[68] На фотографиях представлены представители базарных профессий, торговцы, фокусники, народное гуляние на сайили соли нау (новый год по-таджикски, имеется ввиду Навруз). Даны фотографии людей, имевших важное значение в организации ритуальной пищи: продавцы рыбы, яиц, плова. Заслуживает внимания использование на надписях к фотографиям местных терминов, например, мороженое – рахати джан, кухня – мантупазхона. [69] Здесь видимо имелось в виду особый вид кухни, где готовили манты. В Сырдарьинской области сняты фотографии русских слободок, а в Зеравшанском округе они только формировались.[70]
В 1876 году Комитет по участию Туркестанского края в 3-ем международном конгрессе ориенталистов решил представить альбом «типов народностей» Туркестанского края. Фотографу Козловскому было поручено сфотографировать представителей следующих «народностей»: таджики, ягнобцы, узбеки, афганцы, цыгане (люли), евреи и сиагпуши.[71] Окончательный вариант представленных к конгрессу фотографий оказался более разнообразным, так как включал этнические типы из разных частей Туркестанского генерал-губернаторства.[72]
Фотографии и письменное наследие российского этнографа, фотографа С. Дудина (1863-1929) ценно тем, что сохранились его записи, объясняющие как он воспринимал местное общество в Самарканде и дающие понимание того для чего были сделаны некоторые фотографии. В его записях видно, что он называет мусульманскую часть Самарканда туземным городом, где жили сарты. При этом он подчеркивает, что общался с администрацией города, местными интеллектуалами и знатоками.[73] Он отмечает, что деревня узбеков в Бухаре и Самарканде ничем не отличается от сартовских, выделяет узбеков и каракалпаков в окрестностях Самарканда и упоминает персов, афганцев и цыган Самарканда.[74] Среди населения Туркестана «главнейшее место» Дудин отводил сартам, таджикам и узбекам, а затем шли каракиргизы, киргизы, туркмены, сарыки, афганцы, цыгане и евреи. [75] По мнению Емельяненко, под термином сарты Дудин понимал разные по происхождению народы, а под термином таджик он имел ввиду жителей горных районов. Этноним узбек он применял только к полукочевым узбекам.[76]
В выборе персон и мест для фотографий С. Дудин в целом следовал традициям «Туркестанского альбома». Основное внимание уделялось Регистану, различным лавочкам, торговцам и др. Вызывает интерес фотография Дудина рассказчика на Регистане.[77] Обычно здесь собирался народ который слушал разные рассказы из жизней исламских святых и Коранические сказания. Как отмечает Дудин, после андижанского восстания 1898 года, власти стали относиться подозрительно к таким проповедникам и запретили их деятельность.[78] Определенный элемент исламофобского дискурса у Дудина заметен в том, что он считал следами «далекого прошлого» поклонения святыням в Шахи Зинде и Гур Эмире, мусульманские моленья по пятницам в медресе Тилля кари и мечети Биби-ханым, общественный плов в Гур Эмире и зикр по четвергам в Шахи Зинде.[79] Новым явлением для Самарканда Дудин считал появление публичного дома, где девушки также пели, играли на дутаре и танцевали. [80]
Фотографии, сделанные С. М. Прокудиным-Горским в 1905–1915 гг., создали своеобразные образы этнических групп Российской империи. В отличие от фотографий этнических типов второй половины XIX в. он следует дискурсу по определению жителей Самарканда как сартов и не выделяет основные этнические группы таджиков, узбеков и иранцев. Он выбрал образы женщины-сартянки в парандже, типы сартов (фото № 1, № 2). На фотографиях он использовал термин «туземный Самарканд» (фото № 3) и «старый город», имея в виду мусульманскую часть города. Социальная структура местного общества нашла отражение в фотографиях школьников, студентов медресе, их преподавателей, торговцев, парикмахера, городовых, менял, мулл, дервишей (дуване). Интересно изображение на площади Регистан лекарей явно восточноазиатского облика (фото № 4), видимо китайцы или дунгане. Здесь заметно стремление придать экзотизм облику города. Несмотря на проживание в регионе локальных немалочисленных групп, идентифицировавших себя как тюрки, они или их самоназвания были проигнорированы в процессе отбора для фотографирования. Нет на фотографиях и местных татар Самарканда возможно, потому что их включали в состав европейского населения города.
В отличии от «Туркестанского альбома» у Прокудина-Горского появились новые категории местных лиц, которые непосредственно были служащими российских властей. Например, аксакалы (фото № 5, № 6), «туземные городовые» (фото № 7). Кроме этого для экзоцизма были сфотографированы женщины в парандже (фото № 1), студенты медресе (фото № 8). На его фотографиях изображено народное спортивное состязание названное как байга, а на самом деле – известное как козлодрание – купкари (фото № 9), проходившее каждой весной на холмах Афрасиаба (фото № 10).
Следуя традициям «Туркестанского альбома» были сфотографированы и самаркандские дервиши – каландары (фото № 11). Они составляли особую категорию населения Самарканда. Дервиши считали себя последователями учения суфийского лидера Бахауддина Накшбанда (1318–1389). Их возглавлял шейх. Дервиши жили на подаяния мирян, отказавшись от всего мирского во время учения. Каляндары имели особый костюм, который шился самим шейхом и выдавался ученикам.[81] На сохранившихся фотографиях можно увидеть группы дервишей, иногда вместе с их пиром – духовным наставником, которого отличала от них белая чалма. Каляндары жили в особом квартале, который до сих пор сохранил свое название Каландар-хона. В период царского правления, чтобы подорвать экономическую основу ордена, местные колониальные власти запретили каляндарам сбор подаяний. В результате в 1884 году число каляндарей в Самарканде сократилось на 60 человек из бывших 268 в предыдущие годы. Обращение руководителей ордена к властям о разрешении сбора подаяний результата не дало.[82] Политика властей привела к тому, что к 1917 году в Самарканде осталось только 22 дервиша.[83] Дервишей Самарканда часто фотографировали и издавали в качестве альбомов и открыток между 1872 и 1913 годами, включая «Туркестанский альбом» и работы С. Прокудина-Горского.[84] Таким образом, очевидна политика, с одной стороны, сохранять в общественном пространстве образ дервишей для привлечения туристов и экзотизации образа региона, а с другой сокращать их численность ввиду представления, что они могут представлять угрозу безопасности российской власти в регионе.
Изучение фотографий, публикаций ученых-ориенталистов и архивных документов Российских властей показывает противоречия в этнической классификации населения. Немалое влияние на представления ученых и чиновников оказали труды авторитетных востоковедов, а также множественная идентичность населения и специфика Самаркандской области. Сложная этническая и социальная картина и её отображение в работах ученых показывает, что существовали разные категории населения, которые, в зависимости от ситуации и культурного контекста, по-разному проявляли одну из множественных идентичностей. Однако фобии пантюркизма и панисламизма усилившиеся в начале ХХ века имели решающее значение во внешней категоризации, конструировании и упрощении этнической классификации населения со стороны представителей власти, которые пытались расширить сферу использования термина сарт среди населения региона. Этот дискурс нашел отражение в доминировании ярлыка сарт во многих санкционированных государством фотографиях. Вместе среди отдельных представителей власти существовали альтернативные дискурсы об этнической категоризации населения, ярким свидетельством которого стала перепись 1897 года.
Каталог
 | 1. Сартянка. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680199/
|
 | 2. Типы сартов. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680200/
|
 | 3. Вид на туземный Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680118/
|
 | 4. Доктора. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680244/
|
 | 5. Аксакал. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680229/
|
 | 6. Аксакал. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/resource/prok.02303/
|
 | 7. Туземные городовые. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680245/
|
 | 8. Студенты. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680252/
|
 | 9. Байга. Самарканд (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680215/
|
 | 10. Монахи в Каландар-хане. В окрестностях Самарканда (1905–1915). С. М. Прокудин-Горский. Library of Congres, https://www.loc.gov/item/2018680261/
|
[1] NUNO Porto ‘Under the gaze of the ancestors’ Photographs and performance in colonial Angola. Photographs Objects Histories: On the Materiality of Images. Elizabeth Edwards and Janice Hart, eds. London, 2004, р.119
[2] GORCHENINA S. “Introduction: ‘On the margins of the marginal’ – Why are there so few specialists in photography of Central Asia of the imperial and early Soviet period?”. Svetlana Gorshenina, Sergei Abashin, Bruno de Cordier, Tatiana Saburova (eds), Photographing Central Asia. From the Periphery of the Russian Empire to Global Presence. Vol. 13. Walter de Gruyter GmbH & Co KG, 2022, p.15
[3] GORSHENINA, S. “Introduction: ‘On the margins of the marginal’ – Why are there so few specialists in photography of Central Asia of the imperial and early Soviet period?”. Svetlana Gorshenina, Sergei Abashin, Bruno de Cordier, Tatiana Saburova (eds), Photographing Central Asia. From the Periphery of the Russian Empire to Global Presence. Vol. 13. Walter de Gruyter GmbH & Co KG, 2022, p.11; DIKOVITSKAYA, M. Central Asia in Early Photographs: Russian Colonial Attitude and Visual Culture. Uyama T. (Ed.). Empire, Islam, and Politics in Central Eurasia. Sapporo, 2007.
[4] Работа выполнена благодаря научной и финасовой поддержке фонда Европейского регионального развития. Проект “Sinophone Borderlands: Interaction at the Edges”, “CZ.02.1.01/0.0/0.0/16_019/0000791”.
[5] https://ca-photoarchives.net/p/content/
[6] FITZ Gibbon, Kate, Emirate and Empire: Photography in Central Asia 1858-1917 (September 29, 2009). Available at SSRN: https://ssrn.com/abstract=1480082 or http://dx.doi.org/10.2139/ssrn.1480082
[7] ДЛУЖНЕВСКАЯ, Г. Историко-археологическое наследие Азиатской России в фотодокументах второй половины XIX-первой половины XX в.(по фондам научного архива Института истории материальной культуры Российской Академии наук). Автореферат дисс. доктора ист. наук. Ин-т истории мат. культуры РАН, 2008, c.11
[8] DIKOVITSKAYA, M. Central Asia in Early Photographs: Russian Colonial Attitude and Visual Culture. Uyama T. (Ed.). Empire, Islam, and Politics in Central Eurasia. Sapporo, 2007. р.108,115.
[9] КАГАНОВИЧ, Альберт. Друзья поневоле: Россия и бухарские евреи, 1800—1917. М., 2016. с.277-281; ЕМЕЛЬЯНЕНКО, Т.Г. Отличительные знаки в традиционном костюме бухарских евреев: этнокультурный аспект. Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность. 6 (2010): 110-119.
[10] JENKINS, Richard. Social identity. London and New York: Routledge, 1996; VERMEULEN, Han. GOVERS, Cora, Introduction. The Anthropology of ethnicity: Beyond “ethnic groups and boundaries”. Amsterdam: Het Spinhuis, 1994, р.4.
[11] BARTH, Frederik. Ethnic groups and boundaries: The Social Organization of Culture difference. Bergen-Boston, 1969. р.13.
[12] BURKE, Peter. Relationships among multiple identities. Advances in identity theory and research. Editors: Burke, P.J., Owens, T.J., Serpe, R., Thoits, P.A. Boston, 2003. p.195.
[13] КАППЕЛЕР, Андреас, Россия – многонациональная империя. Возникновение, история, распад. Перевод с немецкого С.Червонная. москва: «Прогресс-Традиция», 1997, с.215
[14] ОБЗОР Самаркандской области за 1887 год. Самарканд, 1888, с.2
[15] СПРАВОЧНЫЕ и статистические сведения по Самаркандской области. Справочная книжка Самаркандской области на 1893 год. Выпуск 1. Составил М.Вирский. Самарканд, 1893, с.27-28.
[16] KOUTEINIKOVA, I. 6 Russia’s Central Asia: Photographic Symbology of Nationhood. Nationalism in a Transnational Age. De Gruyter Oldenbourg, 2021, p.127.
[17] CADIOT, Juliette. Searching for nationality: statistics and national categories at the end of the Russian Empire (1897-1917). The Russian Review 64, no. 3 (2005): 440.
[18] BROWER, Daniel. Islam and Ethnicity: Russian Colonial Policy in Turkestan. Khodarkovsky, Michael, Yuri Slezkine, Dov Yaroshevski, Susan Layton, Austin Lee Jersild, Daniel Brower, Robert Geraci et al. Russia’s Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Edited by Daniel R Brower and Edward J Lazzerini. Bloomington (Ind.)., 1997. p.116
[19] ЛЫКОШИН, Н. Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного населения. Петроград, 1916. c. 27-28.
[20] MALIKOV, Azim. Sacred lineages of Samarkand: History and identity. Anthropology of the Middle East, Vol. 15, No. 1, Summer 2020: 34–49.
[21] СУХАРЕВА, О.А. Квартальная община позднефеодального города Бухары. М., 1976,с.18
[22] ТОЛЬЦ, В., «Собственный Восток России». Политика идентичности и востоковедение в позднеимперский и раннесоветский период. М.: Новое литературное обозрение, 2013, с.68,70
[23] UYAMA, T. Mutual relations and perceptions of Russians and Central Asians: preliminary notes for comparative imperial studies. Empire and after: essays in comparative imperial and decolonization studies. Edited by Uyama Tomohiko. Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2012, pp.15-21
[24] Центральный Государственный архив Республики Узбекистан, (далее ЦГА РУз), фонд И-717, опись 1, дело 164. Л.160аб.
[25] БАБАДЖАНОВ, Б. М. Андижанское восстание 1898 года и «мусульманский вопрос» в Туркестане (взгляды «колонизаторов» и «колонизированных». Мусульмане в новой имперской истории. Отв.ред. и составители В. О. Бобровников, И. В. Герасимов, С. В. Глебов, А. П. Каплуновский, М. Б. Могильнер, А. М. Семенов. М.: ООО «Садра», 2017, с.124
[26] КАДИО, Жюльет. Лаборатория империи: Россия/СССР. 1860–1940. Перевод с французского Э. Кустовой. М., 2010. с. 84.
[27] ФЕДЧЕНКО, А. П. Сборник документов. Составители З. И. Агафонова, Н. А. Халфин. Ташкент, 1956. с.97
[28] Центральный государственный архив Республики Узбекистан. фонд И-22, опись 1, ед. хр.№ 1402, л.17.
[29] ЦГА РУз, фонд И-22, опись 1, дело № 97., л.2
[30] ГРЕБЕНКИН, А. Д. Узбеки. Русский Туркестан. Выпуск 2. Спб.,1872.
[31] ХОРОШХИН, А. Самарканд. Туркестанские ведомости. №44, 1872.
[32] АРИСТОВ, Н. А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности. Живая старина. Выпуск III–IV, Спб.,1896, с.425
[33] ЗЕРАВШАНСКИЕ заметки. О народном суде у туземцев. Туркестанские ведомости. №14, 1879.
[34] СОБОЛЕВ, Л. Н., Географические и статистические сведения о Зерафшанском округе с приложением списка населенных мест округа. Записки императорского русского географического общества по отделению статистики. Т.4. Спб., 1874, с. 134-151.
[35] РАДЛОВ, В. В. Из Сибири. Страницы дневника. М.,1989, с.562-563.
[36] СУХАРЕВА, О. А. Очерки по истории среднеазиатских городов. История и культура народов Средней Азии (древность и средние века). М.: Наука, 1976, с.134,137.
[37] ГРЕБЕНКИН, А. Д. Таджики. Русский Туркестан. Вып.2. Спб.,1872, с.1-2.
[38] ГРЕБЕНКИН, А. Д. Таджики. Русский Туркестан. Вып.2. Спб.,1872, с.40.
[39] ГРЕБЕНКИН, А. Д. Таджики. Русский Туркестан. Вып.2. Спб.,1872, с.10-11.
[40] ФЕДЧЕНКО, А. П. Путешествие в Туркестан. М.,1950, c.65-66.
[41] КОСТЕНКО, Л., Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. Туркестанский сборник. Т.29. Спб., 1870, с.79
[42] СОБОЛЕВ, Л. Н., Географические и статистические сведения о Зерафшанском округе с приложением списка населенных мест округа. Записки императорского русского географического общества по отделению статистики. Т.4. Спб., 1874, с. 134-151.
[43] ГРЕБЕНКИН, А. Д. Таджики. Русский Туркестан. Вып.2. Спб.,1872.
[44] АРИСТОВ, Н. А. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности. Живая старина. Выпуск III–IV, Спб.,1896, с.430-431.
[45] БЕЙСЕМБИЕВ, Т. К. «Та’рих-и Ш ахрухи» как исторический источник. Алма-Ата: Наука, 1987, c.78
[46] ОСТРОУМОВ, Н. П. Русские не выдумывали слова «сарт». Туркестанские ведомости, 1912, №241
[47] АБАШИН, С. Н. Этнографическое знание и национальное строительство в Средней Азии («проблема сартов» в XIX – начале XXIв.). Автореф. дисс… доктор. ист. наук. М., 2008. c. 47.
[48] СПРАВОЧНЫЕ и статистические сведения по Самаркандской области. Справочная книжка Самаркандской области на 1893 год. Выпуск 1. Составил М. Вирский. Самарканд, 1893, с.3-4.
[49] ВИРСКИЙ, М., Самаркандский уезд. Справочная книжка Самаркандской области на 1894 год. Выпуск 2. Самарканд. 1894, с.5, 24-25
[50] KHALID, A. Central Asia: A New History from the Imperial Conquests to the Present. Princeton University Press, 2021. p.122-123,208.
[51] ХОЖИ МУИН, «Бухоро инқилоби тарихи». Хожи Муин, Танлаган асарлар. Тўлдирилган 2-нашри. Тўпловчи ва нашрга тайерловчилар: Б. Дустқораев, Н. Намозова. Тошкент: Маънавият, 2010, 66,86,109-бетлар
[52] БЕҲБУДИЙ, Махмудхўжа, Икки эмас, тўрт тил лозим. Бехбудий Махмудхужа, Танланган асарлар. Тузатилган ва тўлдирилган 2-нашри. Тошкент: Маънавият, 1999, 150-бет.
[53] АЛИМОВА, Д. А. РАШИДОВА, Д. Махмудходжа Бехбудий и его исторические воззрения. Ташкент: Маънавият, 1998.
[54] НАЛИВКИН, В. П. Туземцы раньше и теперь. Мусульманская Средняя Азия. Традиционализм и ХХ век. М., 2004. с.23-24.
[55] MALIKOV, Azim. Sacred lineages of Samarkand: History and identity. Anthropology of the Middle East, Vol. 15, No. 1, Summer 2020: 34–49.
[56] ПЕРВАЯ всеобщая перепись населения Российской империи 1897г. LXXXIII. Самаркандская область. Спб., 1905. c. V-VI
[57] HIGHT, Eleanor M. and SAMPSON, Gary D. Introduction: Photography, “race”, and post-colonial theory. Colonialist photography, Routledge, 2013. p.7
[58] KOUTIENIKOVA, I. The Colonial Photography of Central Asia (1865–1923). Dal Paleolitico al Genocidio Armeno Ricerche su Caucaso e Asia Centrale, ed. Aldo Ferrari and Erica Ianiro. Venice: Ca’Foscari, 2015. p. 86.
[59] ПРИЩЕПОВА, В. А. Иллюстративные коллекции по народам Центральной Азии второй половины XIX—начала XX века в собраниях Кунсткамеры. Санкт-Петербург: Наука, 2011, с.36
[60] ROY, Olivier. The new Central Asia. The creation of nations. New York, 2000. p.18
[61] ЛУНИН, Б. В. Научные общества Туркестана и их прогрессивная деятельность. Конец XIX — начало XX в. Ташкент, 1962. c.91.
[62] ПРИЩЕПОВА, В. А. Центральная Азия в фотографиях российских исследователей (по материалам иллюстративных коллекций МАЭ РАН). Центральная Азия: традиция в условиях перемен. Вып. 1. Ред. Р. Рахимов. СПб., 2007. c. 220-221.
[63] Туркестанский альбом по распоряжению туркестанского генерал-губернатора генерал-адъютанта К. П. фон Кауфмана. 2 ч.: 2 т. Составил А. Л. Кун, М. И. Бродовский и М. А. Терентьев. СПб., 1871–1872.
[64] Туркестанский альбом по распоряжению туркестанского генерал-губернатора генерал-адъютанта К. П. фон Кауфмана. 2 ч.: 2 т. Составил А. Л. Кун, М. И. Бродовский и М. А. Терентьев. СПб., 1871–1872.
[65] ЦГА РУз, фонд И-5, опись 1, дело № 228.
[66] MORRISON, Alexander S. Russian Rule in Samarkand 1868–1910. A Comparison with British India. Oxford/New York: Oxford University Press. 2008, p.145.
[67] Туркестанский альбом. Сост. А. Л. Кун. 1871 – 1872. Т. 4: Часть этнографическая. СПб, 1872. Л.145.
[68] Туркестанский альбом Сост. А. Л. Кун. 1871 – 1872. Т. 4: Часть этнографическая. СПб, 1872. Л.138,144, 147.
[69] Там же, Л.141.
[70] Там же, Л.146,149,150.
[71] Центральный Государственный архив республики Узбекистан, фонд И-5, опись 1, ед. хр. 263. Л. 1, 1аб. 2.
[72] ПРИЩЕПОВА, В. А. Центральная Азия в фотографиях российских исследователей (по материалам иллюстративных коллекций МАЭ РАН). Центральная Азия: традиция в условиях перемен. Вып. 1. Ред. Р. Рахимов. СПб., 2007. c. 190-191.
[73] Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900–1902 гг. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Т. Г. Емельяненко. Москва: Фонд Марджани, 2021, с. 34-35.
[74] Там же, с. 463, 484,551-552.
[75] Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900–1902 гг. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Т. Г. Емельяненко. Москва: Фонд Марджани, 2021, с.555.
[76] ЕМЕЛЬЯНЕНКО, Т. Г. Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900-1902 гг. как этнографический источник. Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900–1902 гг. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Т. Г. Емельяненко. Москва: Фонд Марджани, 2021, с. 17
[77] Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900–1902 гг. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Т. Г. Емельяненко. Москва: Фонд Марджани, 2021, с. 187.
[78] Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900–1902 гг. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Т. Г. Емельяненко. Москва: Фонд Марджани, 2021, с. 431
[79] Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900–1902 гг. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Т. Г. Емельяненко. Москва: Фонд Марджани, 2021, с. 191-192.
[80] Там же, с. 214, 457-458.
[81] СБОРНИК материалов по мусульманству составлен по распоряжению и указаниям Туркестанского генерал-губернатора С. М. Духовского. Под редакцией В. И. Ярового-Равского. Спб,1899, с.29-30.
[82] ЦГА РУз, фонд И-5, опись 1, ед. хр .1499, л. 11.
[83] MALIKOV, Azim. Russian Policy toward Islamic “Sacred Lineages” of Samarkand Province of the Turkestan Governor-Generalship in 1868–1917. Acta Slavica Iaponica 40 (2020), p. 213.
[84] GORSHENINA, S. 12 “Ethnographic types” in the photographs of Turkestan: Orientalism, nationalisms and the functioning of historical memory on Facebook pages (2017–2019). Gorshenina, S., Abashin S, Bruno De Cordier, and Saburova T., eds. Photographing Central Asia: From the Periphery of the Russian Empire to Global Presence. Vol. 13. Walter de Gruyter GmbH & Co KG, 2022, p. 367-368
References / Литература
ABASHIN, Sergey Nikolaevitch. Etnografitcheskoe znanie i natsional’noe stroitel’stvo v Sredney Azii («problema sartov» v XIX–natchale XXI v.). Avtoref. diss. na sois. utch. st. dok. ist. nauk, Moskva, 2008. (АБАШИН, С. Н. Этнографическое знание и национальное строительство в Средней Азии («проблема сартов» в XIX–начале XXI в.). Автореф. дисс. на соис. уч. ст. док. ист. наук, Москва, 2008.)
ALIMOVA, Dilorom Agzamovna, RASHIDOVA, Dilbar. Makhmudkhodzha Bekhbudiy i ego istoritcheskie vozzreniya. Tashkent: Ma’naviyat, 1998. (АЛИМОВА, Д. А., РАШИДОВА, Д. Махмудходжа Бехбудий и его исторические воззрения. Ташкент: Маънавият, 1998.)
ARISTOV, N.A. Zametki ob etnitcheskom sostave tyurkskikh plemen i na-rodnostey i svedeniya ob ikh tchislennosti. Zhivaya starina», vyp. III-IV. Sankt-Petersburg, 1896, s. 277-456. (АРИСТОВ, Н. А. Заметки об этническом составе тюркских племен и на-родностей и сведения об их численности. Живая старина», вып. III-IV. СПб, 1896, с.277-456)
BABADZHANOV, B. M. Andizhanskoye vosstaniye 1898 goda i «musul’manskiy vopros» v Turkestane (vzglyady «kolonizatorov» i «kolonizirovannykh». Musul’mane v novoy imperskoy istorii. Otv.red. i sostaviteli V. O. Bobrovnikov, I. V. Gerasimov, S. V. Glebov, A. P. Kaplunovskiy, M. B. Mogil’ner, A. M. Semenov. Moskva: OOO «Sadra», 2017. (БАБАДЖАНОВ, Б. М. Андижанское восстание 1898 года и «мусульманский вопрос» в Туркестане (взгляды «колонизаторов» и «колонизированных». Мусульмане в новой имперской истории. М.: ООО «Садра», 2017).
BARTH, Frederik. Ethnic groups and boundaries: The Social Organization of Culture difference. Bergen-Boston, 1969.
BEHBUDIY, Makhmudkhoja, Ikki emas, turt til lozim. Behbudiy Mahmudhuja, Tanlangan asarlar. Tuzatilgan va tuldirilgan 2-nashri. Tashkent: Manaviyat, 1999. (БЕХБУДИЙ, Махмудходжа. Икки эмас, турт тил лозим. Бехбудий Махмудхужа, Танланган асарлар. Тузатилган ва тулдирилган 2-нашри. Тошкент: Маънавият, 1999).
BEYSEMBIYEV, Timur Kasimovich. «Ta’rikh-i Shakhrukhi» kak istoricheskiy istochnik. Alma-Ata: Nauka, 1987. 200 ctr. (БЕЙСЕМБИЕВ, Т. К. «Та’рих-и Шахрухи» как исторический источник. Алма-Ата: Наука, 1987. 200 cтр.).
BROWER, Daniel. Islam and Ethnicity: Russian Colonial Policy in Turkestan. Khodarkovsky, Michael, Yuri Slezkine, Dov Yaroshevski, Susan Layton, Austin Lee Jersild, Daniel Brower, Robert Geraci, et al. Russia’s Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Edited by Daniel R Brower and Edward J Lazzerini. Bloomington (Ind.): Indiana university press, 1997, pp. 115-135.
BURKE, Peter. Relationships among multiple identities. Advances in identity theory and research. Editors: Burke, P. J., Owens, T. J., Serpe, R., Thoits, P. A. Boston, 2003. DOI: https://doi.org/10.1007/978-1-4419-9188-1
CADIOT, Juliette. Searching for nationality: statistics and national categories at the end of the Russian Empire (1897-1917). The Russian Review 64, no. 3 (2005): 440-455. DOI: https://doi.org/10.1111/j.1467-9434.2005.00369.x
DIKOVITSKAYA, M. Central Asia in Early Photographs: Russian Colonial Attitude and Visual Culture. Uyama T. (Ed.). Empire, Islam, and Politics in Central Eurasia. Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2007, pp. 104–108.
DLUZHNEVSKAYA, G. V. Arkheologicheskiye issledovaniya v Tsentral’noy Azii i Sibiri v 1859-1959 gg. (po dokumentam Nauchnogo arkhiva Instituta istorii material’noy kul’tury RAN). SPb: ElekSis. 2011 (ДЛУЖНЕВСКАЯ, Г.В. Археологические исследования в Центральной Азии и Сибири в 1859-1959 гг. (по документам Научного архива Института истории материальной культуры РАН). СПб: ЭлекСис. 2011).
DLUZHNEVSKAYA, G. V. Istoriko-arkheologicheskoe nasledie aziatskoy Rossii v fotodokumentakh vtoroy polovini XIX – pervoy polovini XXv. (po fondam nauchnogo arkhiva Instituta istorii material’noy kul’tury Rossiyskoy Akademii nauk). Avtoreferat diss. doktora ist. nauk. In-t istorii mat. kul’tury RAN, 2008. (ДЛУЖНЕВСКАЯ, Г. Историко-археологическое наследие Азиатской России в фотодокументах второй половины XIX-первой половины XX в. (по фондам научного архива Института истории материальной культуры Российской Академии наук). Автореферат дисс. доктора ист. наук. Ин-т истории мат. культуры РАН, 2008).
FEDCHENKO, A. P. Puteshestvie v Turkestan. MOSKVA: Gosudarstvennoye izdatel’stvo geograficheskoy literatury, 1950 (ФЕДЧЕНКО, А.П. Путешествие в Туркестан. М.: Государственное издательство географической литературы,1950)
FEDCHENKO, A. P. Sbornik dokumentov. Sostaviteli Z.I.Agafonova, N.A.Khalfin. Tashkent: Gosizdat UzSSR, 1956. (ФЕДЧЕНКО, А.П. Сборник документов. Составители З.И.Агафонова, Н.А.Халфин. Ташкент: Госиздат УзССР, 1956).
FITZ Gibbon, Kate. Emirate and Empire: Photography in Central Asia 1858-1917 (September 29, 2009). DOI: https://doi.org/10.2139/ssrn.1480082
GORSHENINA, Svetlana. 12 “Ethnographic types” in the photographs of Turkestan: Orientalism, nationalisms and the functioning of historical memory on Facebook pages (2017–2019). In Gorshenina, S., Abashin S., Bruno De Cordier, and Saburova T., eds. Photographing Central Asia: From the Periphery of the Russian Empire to Global Presence. Vol. 13. Walter de Gruyter GmbH & Co KG, 2022, pp. 329-398. DOI: https://doi.org/10.1515/9783110754469-012
GORSHENINA, Svetlana. Introduction: ‘On the margins of the marginal’ – Why are there so few specialists in photography of Central Asia of the imperial and early Soviet period? Gorshenina, S., Abashin S., Bruno De Cordier, and Saburova T., (eds), Photographing Central Asia. From the Periphery of the Russian Empire to Global Presence. Vol. 13. Walter de Gruyter GmbH & Co KG, 2022, pp. 1-38. DOI: https://doi.org/10.1515/9783110754469-001
GREBENKIN, A. D. Tadzhiki. Russkiy Turkestan. Vypusk 2. Sankt Petersburg, 1872. (ГРЕБЕНКИН, А. Д. Таджики. Русский Туркестан. Вып.2. Спб.,1872).
GREBENKIN, A. D. Uzbeki. Russkiy Turkestan. Vypusk 2. Sankt Petersburg, 1872. (ГРЕБЕНКИН, А. Д. Узбеки. Русский Туркестан. Вып.2. Спб.,1872).
HIGHT, Eleanor M., and SAMPSON, Gary D. Introduction: Photography, “race”, and post-colonial theory. Colonialist photography, Routledge, 2013, pp. 14-32. DOI: https://doi.org/10.4324/9781315015262
JENKINS, Richard. Social identity. London and New York: Routledge, 1996.
KADIO, Zhyul’yet, Laboratoriya imperii: Rossiya/SSSR. 1860–1940. Perevod s frantsuzskogo E. Kustovoy. Moskva: Novoye literaturnoye obozreniye, 2010 (КАДИО, Жюльет, Лаборатория империи: Россия/СССР. 1860–1940. Перевод с французского Э. Кустовой. М.: Новое литературное обозрение, 2010).
KAGANOVICH, Albert. Druz’ya ponevole: Rossiya i bukharskiye evrei, 1800-1917. Moskva: Novoye literaturnoye obozreniye, 2016. 526 str. (КАГАНОВИЧ, А. Друзья поневоле: Россия и бухарские евреи, 1800—1917. Москва: Новое литературное обозрение, 2016. 526 стр.). DOI: https://doi.org/10.1353/imp.2016.0073
KAPPELER, Andreas, «Rossiya — mnogonatsional’naya imperiya»: nekotoryye razmyshleniya vosem‘ let spustya posle publikatsii knigi. Mify i zabluzhdeniya v izuchenii imperii i natsionalizma. MOSKVA: Novoye izdatel’stvo, 2010 (КАППЕЛЕР, А. «Россия — многонациональная империя»: некоторые размышления восемь лет спустя после публикации книги. Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма. М.: Новое издательство, 2010).
KHALID, Adeeb. Central Asia: A New History from the Imperial Conquests to the Present. Princeton University Press, 2021. DOI: https://doi.org/10.1515/9780691220437
KHOROSHKHIN, A. Samarkand. Turkestanskiye vedomosti. №44, 1872 (ХОРОШХИН, А. Самарканд. Туркестанские ведомости. №44, 1872).
KOSTENKO, L. Srednyaya Aziya i vodvoreniye v ney russkoy grazhdanstvennosti. Turkestanskiy sbornik. Tom 29. Sankt Petersburg, 1870 (КОСТЕНКО, Л. Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности. Туркестанский сборник. Том 29. Спб., 1870).
KOUTIENIKOVA, Inessa. The Colonial Photography of Central Asia (1865–1923). Dal Paleolitico al Genocidio Armeno Ricerche su Caucaso e Asia Centrale, ed. Aldo Ferrari and Erica Ianiro. Eurasiatica Quaderni di studi su Balcani, Anatolia, Iran, Caucaso e Asia Centrale 2. Venice: Ca’Foscari, 2015. p. 85–108.
LUNIN, Boris. V. Nauchnye obshhestva Turkestana i ikh progressivnaja dejatel’nost‘. Konets XIX — nachalo XX v. Tashkent, 1962, 344 str. (ЛУНИН, Б. В. Научные общества Туркестана и их прогрессивная деятельность. Конец XIX — начало XX в. Ташкент, 1962, 344 с.).
LYKOSHIN, N. Polzhizni v Turkestane. Ocherki byta tuzemnogo naseleniya. (ЛЫКОШИН, Н. Полжизни в Туркестане. Очерки быта туземного населения. Петроград, 1916).
MALIKOV, Azim. Russian Policy toward Islamic “Sacred Lineages” of Samarkand Province of the Turkestan Governor-Generalship in 1868–1917. Acta Slavica Iaponica 40, 2020, pp. 193-216.
MALIKOV, Azim. Sacred lineages of Samarkand: History and identity. Anthropology of the Middle East, Vol. 15, No. 1, Summer 2020: 34–49. DOI: https://doi.org/10.3167/ame.2020.150104
MALIKOV, Azim. Tyurksie etnonimi i etnotoponimi dolini Zerafshana (XVIII – nachalo XX v.). Tashkent, 2018. (МАЛИКОВ, А. М. Тюркские этнонимы и этнотопонимы долины Зерафшана (XVIII – начало XX в.). Ташкент, 2018).
MORRISON, Alexander S. Russian Rule in Samarkand 1868–1910. A Comparison with British India. Oxford/New York: Oxford University Press. 2008. 364 p. DOI: https://doi.org/10.1093/acprof:oso/9780199547371.001.0001
NALIVKIN, V. P. Tuzemtsy ran’she i teper’. Musul’manskaya Srednyaya Aziya. Traditsionalizm i ХХ vek. M., 2004, s. 21-115 (НАЛИВКИН, В. П. Туземцы раньше и теперь. Мусульманская Средняя Азия. Традиционализм и ХХ век. М., 2004, с.21-115).
NUNO, Porto. ‘Under the gaze of the ancestors’ Photographs and performance. Colonial Angola in Photographs Objects Histories: On the Materiality of Images. Elizabeth Edwards and Janice Hart, eds. London: Routledge Press, 2004, pp. 113-131.
Obzor Samarkandskoy oblasti za 1887 god. Samarkand, 1888. (Обзор Самаркандской области за 1887 год. Самарканд, 1888).
OSTROUMOV, N. P. Russkiye ne vydumyvali slova “sart” (ОСТРОУМОВ, Н. П. Русские не выдумывали слова «сарт». Туркестанские ведомости, 1912, №241)
Otchet S. M. Dudina o poyezdkakh v Srednyuyu Aziyu v 1900–1902 gg., Podgotovka teksta, vstupitel’naya stat’ya i prim. T. G. Yemel’yanenko. Moskva: Fond Mardzhani, 2021, 561 str. (Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900–1902 гг. Подготовка текста, вступительная статья и примечания Т. Г. Емельяненко. Москва: Фонд Марджани, 2021, 561 стр.).
Pervaya vseobsh’aya perepis’ naseleniya Rossiyskoy imperii 1897g. LXXXIII. Samarkandskya oblast. Sankt Petersburg, 1905. (Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897г. LXXXIII. Самаркандская область. Спб., 1905).
PRISHEPOVA, Valeria. Tsentral’naja Azija v fotografijah rossijskih issledovatelej (po materialam illjustrativnyh kollekcij MAJe RAN, Tsentral’naya Aziya: traditsiya v usloviyakh peremen. Vypusk 1. Sankt-Peterburg, 2007, p. 234-245). (ПРИЩЕПОВА, В. А. Центральная Азия в фотографиях российских исследователей (по материалам иллюстративных коллекций МАЭ РАН). Центральная Азия: традиция в условиях перемен. Вып. 1. Санкт-Петербург, 2007. с. 234–245).
PRISHCHEPOVA, Valeria. Illyustrativnyye kollektsii po narodam Tsentral’noy Azii vtoroy poloviny XIX – nachala KHKH veka v sobranii Kunstkamery. Sankt-Peterburg: Nauka, 2011. 452 str. (ПРИЩЕПОВА, В.А. Иллюстративные коллекции по народам Центральной Азии второй половины XIX – начала ХХ века в собрании Кунсткамеры. Санкт-Петербург: Наука, 2011, 452 стр.).
RADLOV, V. V. Iz Sibiri. Stranitsy dnevnika. M., 1989. 752 str. (РАДЛОВ, В. В. Из Сибири. Страницы дневника. М.,1989. 752 стр.).
ROY, Olivier. The new Central Asia. The creation of nations. New York university press, 2000. 222 p.
Sbornik materialov po musul’manstvu sostavlen po rasporyazheniyu i ukazaniyam Turkestanskogo general-gubernatora S. M. Dukhovskogo. Pod redaktsiyey V. I. Yarovogo-Ravskogo. Spb,1899. (Сборник материалов по мусульманству составлен по распоряжению и указаниям Туркестанского генерал-губернатора С. М. Духовского. Под редакцией В. И. Ярового-Равского. Спб,1899).
SOBOLEV, L. N., Geograficheskiye i statisticheskiye svedeniya o Zerafshanskom okruge s prilozheniyem spiska naselennih mest okruga. Zapiski imperatorskogo russkogo geograficheskogo obsh’estva po otdeleniyu statistiki. Tom 4. Sankt Peterburg, 1874 (СОБОЛЕВ, Л. Н. Географические и статистические сведения о Зерафшанском округе с приложением списка населенных мест округа. Записки императорского русского географического общества по отделению статистики. Т.4. Спб., 1874).
Spravochnaya knizhka Samarkandskoy oblasti na 1894 god. Samarkand, 1893 (Справочная книжка Самаркандской области на 1893 год. Выпуск 1. Составил М. Вирский. Самарканд, 1893).
SUKHAREVA, O. A. Kvartal’naya obshchina pozdnefeodal’nogo goroda Bukhary. M., 1976. 370 str. (СУХАРЕВА, О. А. Квартальная община позднефеодального города Бухары. М., 1976, 370 стр.).
SUKHAREVA, O. A. Ocherki po istorii sredneaziatskikh gorodov. Istoriya i kul’tura narodov Sredney Azii (drevnost‘ i sredniye veka). Moskva: Nauka, 1976, s.132-148. (СУХАРЕВА, О. А. Очерки по истории среднеазиатских городов. История и культура народов Средней Азии (древность и средние века). Moskva: Наука, 1976.)
TOL’TS, V. „Sobstvenniy Vostok Rossii”. Politika identichnosti i vostokovedenie w pozdneimperskiy i rannesovetskiy period. MOSKVA: Novoye literaturnoye obozreniye, 2013, 336 s. (ТОЛЬЦ, В. «Собственный Восток России». Политика идентичности и востоковедение в позднеимперский и раннесоветский период. М.: Новое литературное обозрение, 2013. 336 стр.).
Turkestanskiy al’bom po rasporyazheniyu turkestanskogo general-gubernatora general-ad“yutanta K. P. fon Kaufmana I-go: V 4 ch.: V 6 t. / sost. A. L. Kun, M. I. Brodovskiy i M. A. Terent’yev. Sankt Petersburg, 1871–1872 (Туркестанский альбом по распоряжению туркестанского генерал-губернатора генерал-адъютанта К. П. фон Кауфмана I-го: В 4 ч.: В 6 т. / сост. А. Л. Кун, М. И. Бродовский и М. А. Терентьев. СПб., 1871–1872).
Turkestanskiy al’bom. Sost. A. L. Kun, M. I. Brodovskiy i M. A. Terent’yev. 1871 – 1872. T. 4: Chast‘ etnograficheskaya. SPb, 1872. (Туркестанский альбом. Сост. А. Л. Кун, М. И. Бродовский и М. А. Терентьев. 1871 – 1872. Т. 4: Часть этнографическая. СПб, 1872).
UYAMA, Tomohiko. Mutual relations and perceptions of Russians and Central Asians: preliminary notes for comparative imperial studies. Empire and After: Essays in Comparative Imperial and Decolonization Studies, 2012, 19, pp. 15-21.
VERMEULEN, Han. Govers Cora, Introduction. The Anthropology of ethnicity: Beyond “ethnic groups and boundaries”. Amsterdam: Het Spinhuis, 1994.
VIRSKIY, M. Samarkandskiy uyezd. Spravochnaya knizhka Samarkandskoy oblasti na 1894 god. Vypusk 2. Samarkand, 1894. (ВИРСКИЙ М. Самаркандский уезд. Справочная книжка Самаркандской области на 1894 год. Выпуск 2. Самарканд, 1894).
XOJI MUIN, “Bukhoro inqilobi tarixi”. Hoji Muin, Tanlagan asarlar. To‘ldirilgan 2-nashri. To‘plovchi va nashrga tayerlovchilar: B. Do‘stqo‘raev, N. Namozova. Toshkent: Ma’naviyat, 2010. (ХОЖИ МУИН, «Бухоро инкилоби тарихи». Хожи Муин, Танлаган асарлар. Тулдирилган 2-нашри. Тўпловчи ва нашрга тайерловчилар: Б.Дусткораев, Н.Намозова. Тошкент: Маънавият, 2010).
YEMEL’YANENKO, T. G. Otchet S. M. Dudina o poyezdkakh v Srednyuyu Aziyu v 1900-1902 gg. kak etnograficheskiy istochnik. Moskva: Fond Mardzhani, 2021, pp.13-30. (ЕМЕЛЬЯНЕНКО, Т. Г. Отчет С. М. Дудина о поездках в Среднюю Азию в 1900-1902 гг. как этнографический источник. Москва: Фонд Марджани, 2021, с.13-30).
YEMEL’YANENKO, T. G. Otlichitel’nyye znaki v traditsionnom kostyume bukharskikh yevreyev: etnokul’turnyy aspekt. Vostok. Afro-Aziatskiye obshchestva: istoriya i sovremennost‘ 6. 2010: 110-119 (ЕМЕЛЬЯНЕНКО, Т.Г. Отличительные знаки в традиционном костюме бухарских евреев: этнокультурный аспект. Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность 6. 2010: 110-119).
Zeravshanskiye zametki. O narodnom sude u tuzemtsev. Turkestanskiye vedomosti. №14, 1879 (Зеравшанские заметки. О народном суде у туземцев. Туркестанские ведомости. №14, 1879).